Главы 8-37 - перевод из Караимской жизни
Главы 8 - 37 в Караимской жизни перевёл И.Круглевич
В 1830 году я отправился с рибби Сима Бобовичем в Палестину на поклонение святым местам. При этом я имел в виду поискать старинные книги наших учёных.
После долгих расспросов мне удалось добраться до очень ценного источника.
Со свечей в руках я много рылся в древней караимской кенаса, построенной ещё князем Ананом.
Здесь в подземелье я нашёл очень много чрезвычайно интересных произведений старых караимских писателей.
Неведомой рукой все эти книги и рукописи были припрятаны в потайной сокровищнице под полом кенаса.
Благодаря сильной сырости и многовековому пребыванию в земле часть книг почти истлела.
Я выбрал наиболее уцелевшие, любовно и бережно унёс их из кенаса, где они безвестно хранились в течение долгих лет.
Здесь же в Иерусалиме мне удалось купить у учёного караима Авраама Пакида Иерусалимского книгу Игаррон, сочинение עבם и книгу в 2 частях под названием Геанак, принадлежавшее перу караима אבמרה.
Затем мне удалось приобрести комментарии на книгу Иова и на псалмы, на Когелетт и Киннод, написанные учёным Соломоном, сыном Иерухама, и комментарии рибби Ефет Галеви на отдельные части Пятикнижия.
Некоторые из караимов иерусалимских преподнесли мне в дар Сефер Гамичвот, сочинение учёного врача Ефета, сына Чаира.
Во время моего пребывания в Иерусалиме туда прибыл из Каира учёный караим Элиягу Ганасси, прибывший повидаться с рибби Симой Бобовичем и со мной.
Элиягу Ганасси привёз мне в подарок весьма ценные книги, из которых особенно замечательна книга Когелетт на арабском языке рибби Вениамина Алангунди.
Между прочим, среди его подарков была рукопись учёного Шеломо Ганасси, сына Боаза Ганасси на арабском языке, посвящённая вопросу о бессмертии души и о воскресении мёртвых.
Кроме того, Элиягу Ганасси подарил Симе Бобовичу родословную книгу, написанную на пергаменте.
Во все дни своего пребывания в Иерусалиме я тщательно искал старинные книги и пересмотрел самым внимательным образом книгохранилище кенаса и частных лиц.
Будучи в Иерусалиме, я обратился к братьям нашим раввинистам *) и к самому известному среди них учёному Арону Зехарья Азулаи, который заведовал хранилищем старинных книг иерусалимских раввинистов.
В этой библиотеке имеется много рукописных сочинений наших предков.
Многие из этих сочинений написаны на пергаменте, часть - на бумаге.
Мне удалось переписать из одной старинной пергаментной рукописи весьма ценные места, которые сильно разнятся от печатного их текста в изданиях этой рукописи.
Иерусалимский букинист рибби Иона Сефаради продал мне 11 рукописных книг покойных известных учёных раввинистов.
Посчастливилось мне устроить выгодную покупку рукописей и в городе Хеврон.
*)
Сравните с переводом этого же места А.Катыка: В Ерусалиме я обратился к евреям и прежде всего к учёному р. Аарону-Зехарье Азулаи.
А.Катык в своём переводе Авне Зиккарон изменил в ряде случаев оригинальное слово Авраама Фирковича раббаниты на евреи - тем самым подменил направление исповедания национальностью.
Здесь в Иерусалиме я узнал, что в Каире хранятся в большом количестве рукописные караимские книги.
Затем рибби Арон Зехарья сообщил мне, что в Дамаске в кенаса Джафар (Чофар Ганаамати), которая раньше была в руках раввинистов, найден сундук, переполненный творениями караимских писателей и учёных.
Сундук этот был опечатан в присутствии некоторых учёных и очень тщательно охранялся.
Все эти известия побудили меня покинуть Иерусалим с целью направиться в Каир и Дамаск. Но, к сожалению, в этот момент египетский хедив завязал войну и к тому же в Малой Азии свирепствовала холера, так что я лишён был возможности попасть в эти, столь желанные для меня места.
В общем, уезжая из Иерусалима, я увозил с собою очень большую и дорогую коллекцию книг и рукописей, которые сподобился вынести из тёмных и неведомых иерусалимских хранилищ на свет Божий.
После Иерусалима я вместе с почтенным Симой Бобовичем прибыл благополучно в Константинополь, где находился до половины месяца ияр 5591 года.
Здесь в Константинополе мне пришлось заняться обучением караимских детей в местной школе святой Торе.
Я обучение вёл по новой системе.
Константинопольское караимское общество, увидев, какие успехи сделали их дети за короткое время в области изучения Св. Писания, стали меня упрашивать, чтобы я остался в Константинополе, в качестве газзана и учителя.
Вернувшись с Симой Бобовичем в Евпаторию, я забрал свою семью и библиотеку и переселился в Константинополь, где прожил в течение двух лет, преподавая Закон Божий. Здесь мне довелось близко познакомиться с учёными раввинистами, которые с большим уважением относились ко мне и с почётом принимали меня в своих синагогах.
Да вознаградит их Господь по их поступкам!
Кроме того, я удостоился чести ухаживать за больным мудрым рибби, всесторонним учёным и смиренным мужем Элиягу, на могиле которого затем при отправлении его в дом вечной жизни, я произнёс надгробную речь.
Этого учёного провожали к месту вечного упокоения и оплакивали в одинаковой степени, как раввинисты, так и караимы, ибо это был муж глубокой учёности и великой добродетели.
Здесь в Константинополе я также обрёл то, что любила так моя душа, что было всегда моей заветной целью - старинные рукописные книги моих предков караимов.
Прежде всего мне удалось приобрести книгу Гамичвот, которая приписывается учёному Леви Галеви.
Одновременно с этим я купил сочинение Вениамина Алангунди Массад Бениамин и книгу Тешуат Гаикар.
Попались мне ещё три рукописи, принадлежащие Иегуде и относящиеся к 1339 году, а также два пергаментных свитка с полными комментариями на Пятикнижие.
У константинопольских караимов мне посчастливилось найти весьма ценную для караимской истории книгу сочинения Иосифа Проповедника Дерушим Лекол Гевчегем.
В этой книге я обнаружил родословный список рибби Моше Иерусалимского, первого из караимов, который отправился в паломничество из Крыма в Палестину.
Этот первый караимский ходжа скончался на обратном пути на родину в Димиад.
По этому родословному списку видно, что от сына его Иакова Иерусалимского было ещё 26 поколений образованных, храбрых и честных потомков.
Представителем последнего из этих поколений был рибби Шеломо Гашамаш, который умер в Чуфут-Кале 97 лет в 5535 году (1774 г.).
Этот родословный список проливает некоторый свет на вопрос о происхождении Чуфут-Кале.
В этом списке имеются указания, что один из потомков Моше Иерусалимского, великий князь Илиагу геройски погиб в 1261 году под стенами нашего славного города Чуфут-Кале, отражая нападение генуэзцев.
Князь Илиагу похоронен вблизи Чуфут-Кале, в Иосафатовой долине.
Весь этот эпизод свидетельствует, что Чуфут-Кале построен вовсе не генуэзцами, как об этом предполагают некоторые писатели, и что в нём жили караимы ещё задолго до появления в Крыму генуэзцев.
В то время, когда я жил в Константинополе, наш великий учёный и писатель Яшар Луцкий покинул Евпаторию, где он состоял старшим газзаном, и отправился в Палестину с целью здесь окончательно поселиться.
Этим он хотел выполнить некогда данный обет провести остаток дней своих в Святой Земле, чтобы здесь умереть и быть погребённым.
Меня потянуло при этом известии из Константинополя обратно в Крым, к месту моего старого жительства в Евпаторию.
Я вскоре покинул Константинополь, перевёз свою семью и драгоценное своё имущество - свою большую библиотеку купленных и полученных в дар книг и рукописей.
Евпаторийское общество приняло меня очень тепло, и я занял место Яшара Луцкого у родного алтаря.
Здесь в Евпатории я занялся энергично изданием сочинений караимских писателей.
В имевшейся тогда в Евпатории караимской типографии я отпечатал творения Илиагу Га-Рофе с комментариями Яшара Луцкого Тирет Кесев, сочинение Илиагу Башиачи Сефер Аддерет и ещё другие произведения этого писателя.
Кроме этого, я издал комментарии на Невиим-Ришоним и Невиим-Ваагороним, комментарии, принадлежащие перу учёного Якова, автора книги Гаошер.
Одновременно я издал собственную книгу под названием Зехер ла Аврагам - комментарии к книге Иисуса Навина.
Издавна моим заветным желанием было, как можно больше знать по истории моего народа. Это была задача, который я решил посвятить всего себя.
Желая собрать побольше материала по истории караимов в Крыму, я, переселившись в Евпаторию, энергично решил приняться за собирание старых книг и рукописей, которые хранились в частных руках многих из моих единоверцев - крымских караимов.
Я рассчитывал именно здесь найти особенно ценные документальные данные, которые, давали бы новый материал по истории пребывания караимов на Крымском полуострове.
Я искал, главным образом, молитвенники (сидуры), на которых имелись бы в конце и начале рукописные страницы *).
Первой моей крымской покупкой была книга, которую я приобрёл непосредственно у её автора учёного астрономии старца Вениамина Еру-Дувана.
Когда последний умер, то я приобрёл большинство оставленных им книг у его внука, моего ученика рибби Исаака Дувана.
*) В старину в начале и в конце караимских молитвенников при переплетении вклеивались пустые незаполненные страницы. Сюда обыкновенно заносились все торжественные интересные события, как в жизни отдельной семьи, так и в жизни всего караимского народа. Эти страницы являлись своего рода мемуарами и семейными записками. Отсюда часто можно было черпать весьма богатый исторический материал. (Ред.)
Когда в Чуфут-Кале скончался наш писатель, автор книги Огель и Пинат-Икрат, я отправился туда на похороны.
Во время этой поездки мне посчастливилось приобрести у Самуила Ага, сына почтенного учёного Авраама Ага, целую повозку книг, которые остались ему в наследство от покойного родителя.
За эту коллекцию книг мне пришлось заплатить очень дорого.
Среди приобретённого мною собрания я нашёл древнюю рукопись на пергаменте, который от времени значительно пострадал.
В этой рукописи содержались две части из комментария писателя Гараава на Пятикнижие.
Мне удалось установить различие во многих местах между оригиналом и изданным текстом. Свои розыски старинных книг в Крыму мне посчастливилось продолжить во время моего пребывания в имении Сима Бобовича Ган-Баг, близ Карасубазара, где я жил в качестве учителя детей Бобовича в 5598 году.
Во время моего пребывания здесь я завязал сношения с учёными раввинистами во главе с Яковом Лехно.
У них имелись огромной ценности рукописные книги.
Я стал обмениваться с ними, давая им за старые рукописи книги новейшего издания, в которых они нуждались.
Благодаря такому обмену, в мои руки попали многие драгоценные, хотя и полуистлевшие рукописи.
У Лехно я купил ещё сочинения их отца знаменитого старца рибби Давида Лехно, под названием Мишкан Давид.
За эту книгу была уплачена очень солидная сумма.
Из многих старинных книг, имевшихся у местных раввинистов, я сделал очень пространные выдержки.
Я упрашивал их продать мне две ценных - Сефер-Тора и Невиим-Агароним, но Яков Лехно и Иосиф Мизрах отказались продать, заявив, что эти книги являются собственностью их синагоги, что это - гакодеш.
В 5598 году (от с. м.) я переселился обратно из Карасубазара в Евпаторию.
Здесь я выстроил для себя собственный дом, где отвёл специальное помещение для собранных мною книг.
Последних было так много, что они заполнили всю комнату снизу до верху.
Во всех моих поисках последних лет я не нашёл того главного, чего так страстно жаждала моя душа и о чём с такой любовью я мечтал всё время.
Я, наконец, отчаялся, что осуществлю когда-нибудь свои заветные мечты найти важные исторические документы о нашем народе.
Сомнения охватили меня...
Как раз в это время Евпаторию посетил известный французский маршал Мармон, который путешествовал по Крыму в сопровождении кн. Голицина, гр. Воронцова и гр. Витте.
Эти почётные гости посетили нашу кенаса, где были приняты всем обществом с большими почестями и встречены молитвами.
Существовал приказ самого государя о том, чтобы фельдмаршалу Мармону оказывался такой же точно приём, как фельдмаршалу русской армии.
Среди встречавших гостей был наш гахам Сима Бобович, известный учёный Яшар и сын его Абен-Яшар в ряде уважаемых и почтенных представителей евпаторийского общества.
Маршал Мармон обратился к нам на французском языке с вопросами относительно караимов, когда и откуда они прибыли на Крымский полуостров и чем было вызвано их появление здесь. Он интересовался узнать, были ли караимы пленниками своих поработителей, которые, кочуя, привели их в Крым, или же сами добровольно переселились сюда в поисках лучшей жизни.
Все эти вопросы гр. Воронцов перевёл нам на русский язык.
Но, увы, мы ничего не могли ответить на них.
Нам стали стыдно, и мы стояли, как онемевшие.
Тогда Мармон спросил, на каком языке говорят караимы.
Ему ответили, что на татарском, так называемом чахтайском.
На это маршал заметил: В таком случае, ваши прадеды прибыли в Крым вместе с татарами. Сима Бобович поспешил возразить: Нет, уважаемый маршал, мы в Крыму живём ещё со времён генуэзцев, которые были здесь значительно раньше татар.
Услышав это, Мармон засмеялся, а Сима Бобович, не уверенный в правильности своего заявления (нужно понимать, - из-за отсутствия документальных доказательств. Ред.), почувствовал себя точно школником.
Осматривая кенаса, французский гость заметил лежавший старинный молитвенник и спросил, где и когда он напечатан.
Я ответил, что в Венеции в 1600-х годах н.э.
Эту дату я, между прочим, нашёл в конце книги.
Тогда Мармон полюбопытствовал, каким образом и через чьё посредство печатался этот молитвенник в Венеции.
И, к великому огорчению, никто из нас снова не нашёлся, что ему ответить.
Маршал улыбнулся и заметил: Удивительно, что вы совершенно ничего не знаете о своём прошлом. Не знаете даже того, что происходило всего только 300 лет тому назад.
Не трудно представить себе, какими невеждами мы показались этому именитому гостю.
Так же, как и все, посрамлён был и я, ибо ничего не знал я, благодаря тому, что все мои попытки в этом направлении до этого момента были безуспешны.
Не у кого было спрашивать.
Тогда я обратился к старикам, которые прибыли из Чуфут-Кале в Евпаторию во главе с учёным Ильягу Ефетом в качестве депутатов, чтобы приветствовать почётных гостей.
Обратился я к ним с расспросами, полагая, что они, быть может, что-нибудь знают о нашем прошлом, так как их общество самое старейшее из всех крымских джаматов, и благодаря ещё тому, что в Чуфут-Кале имеется много старинных надгробных памятников.
Они приблизительно ответили следующее:
Мы сами ничего точно не знаем; мы вот слышали от наших дедов, что караимы издавна живут в Крыму - в Херсонесе, Солхате, и что тут же издревле жили хазары, владея целым государством.
Об Исааке Сангари наши деды вспоминали смутно и говорили, между прочим, что он похоронен был в Херсонесе.
Нашим предкам приходилось переживать в Крыму тяжёлые, суровые времена, благодаря чему в наших руках не осталось никаких - ни богословских, ни научно-исторических книг. Старики, между прочим, рассказывали, что в каждом городе в старину имелись особые летописцы, которые аккуратно заносили в свои летописи все происходившие события.
Но, к великому сожалению, эти летописные книги пропали.
Вследствие набегов диких народов, караимам приходилось перекочёвывать с места на место, прятаться в лесах, горах и в пещерах скал.
Во время этих кочевок и пропадали, наряду с другими ценностями, наши книги.
Дикие народы - продолжали свой рассказ чуфут-кальские депутаты - грабили нас, забирая дорогие, ценные вещи, сжигали книги.
Вот, в силу этого, наши прадеды те из книг, которые уцелели от рук хищников, закапывали вблизи кенаса и школ, в могилах и т. д.
Понятно, что книги в земле, благодаря сырости, гибли.
Тяжёлые времена были тогда.
Кровь наших предков проливали, как воду, их продавали в рабство в чужие, дальние края. Совсем разбитым в конце-концов оказался наш народ.
Те, кто спаслись от рабства и набегов, совершенно бросили Крым и перекочевали неизвестно куда.
Где они теперь, мы не знаем.
После этого, по рассказам наших стариков, нас осталось совсем мало - в Кафе, Солкате, Керчи, Судаке, Мангуб-Кале, Инкермане, Балаклаве и т. д.
Были ещё караимы в деревне Чабак, Таш-Яргане, Коксю, Ягмурчук, Чибурче, Отузах, Киркларе и т. д.
Да будет благословен Господь Бог, что не позволил врагам окончательно уничтожить караимский народ, желая явить ему свои чудеса и знамения.
Целиком в неприкосновенности сохранились только два общества - Феодосия и Чуфут-Кале.
И всюду в этих местах было много старинных надгробных памятников.
Но как только караимы перестали здесь жить, их новые заместители из других народностей стали пользоваться этими надгробными камнями для постройки своих домов и мощения дворов.
Надписи на камнях выскабливали, как делал это Адиль-беб, захвативший развалины Мангупа вместе с его лесами и полями.
Эту историю помнит только общество Мангупа.
Единственно неприкосновенным осталось чуфут-кальское общество, благодаря неприступности своей крепости.
Сколько раз нападали на неё генуэзцы, но безуспешно: захватить её они не могли.
Только, благодаря этому, и сохранились старинные караимские надгробные памятники на чуфут-кальском кладбище в Иософатовой долине.
За этим кладбищем был всегда усиленный надзор.
Там имеются надгробные камни с древним библейским шрифтом, сделанные 600 лет тому назад.
Нашлись впоследствии памятники ещё старее.
Благодаря мощи и благоволению Божьему, никого из варварских народов, преследовавших нас, в Крыму не осталось.
Не сохранилось даже памяти о них.
И нашему маленькому народу стало жить легче.
Правда, сначала и татары, которые появились в Крыму позже, властвовали над нашими предками с жестокостью и сурово.
Только, начиная с 1501 года, озарил нас свет покоя и радость благополучного мира, это именно с момента прибытия в Крым из Персии Синана, князя Челеби, который поступил на службу к хану Менгли-Гирею.
Он открыл путь к государственным должностям, особенно при монетном дворе, сначала для своих родственников, а затем и для всех караимов.
Так при дворе хана с особым почётом служил Беньямин-Ага.
И благословен Господь Бог за то, что с 1783 года отдал караимов под власть благочестивых и милостивых царей Российской империи, под сенью которой окончательно укрепились дни нашего благополучия, мира и радости.
Все государи относились к нам милостиво и внимательно.
Да укрепит их Господь своей силой, да воздаст им в полной мере в лоне их загробного успокоения.
Вот всё, что мы слышали от стариков чуфут-кальского общества.
Но какие документальные доказательства имеются в подтверждение этих рассказов?
Кто нам поверит без них?
И после этих рассказов те вопросы, которые задал нам Мармон, - откуда и когда мы прибыли в Крым, - остались по прежнему открытыми, без ответа.
Эти рассказы чуфут-кальских депутатов зажгли мою душу новым желанием разыскать необходимые исторические документы и пришпорили мою энергию, чтобы проверить, верно ли всё то, что было ими рассказано в целом или хотя бы в его части.
Я решил продолжать работу в этом направлении, чтобы добиться ответа на те вопросы, которые были заданы нам маршалом Мармоном.
И правдив ли рассказ, что караимы в Крыму являются пленными выходцами из Палестины после разрушения второго храма, как об этом передают еврейские писатели, русские учёные и даже некоторые караимские учёные?...
Так это или не так?
Хотя достаточно взглянуть на крымских караимов, чтобы видеть, что они не совсем сходны по типу со своими братьями евреями.
Учёный Григорий II в своей книге Классификация религий полагал, что караимы, по своим антропологическим отличиям от евреев, вовсе не израильского происхождения, или же, по его мнению, много времени были в тесном соприкосновении, ассимилируясь, с другими народами.
Ему не был известен, между тем, такой факт, что крымские караимы не похожи даже на своих соплеменников, - константинопольских, египетских, иерусалимских караимов.
И моё старание установить справедливость вышеотмеченных событий караимской старины, является не результатом честолюбия, не желанием найти то, чего до меня все учёные не находили.
Нет, я прекрасно чувствую в своём собственном сознании, что я в сравнении с этими учёными величина маленькая, чтобы не сказать ничтожная, так как не получил необходимого высшего образования.
Ашер котнам ава мимотнай (их мизинец толще моих чресл), но я единственно хотел бы быть посредником между этими учёными и нашим дорогим народом, чтобы только выяснить истину нашего происхождения и появления в Крыму.
Как раз недавно у нас, в России, а именно в Одессе, учредилось общество древностей, поставившее своей задачей изучение, розыски и разработку материалов по вопросу о происхождении всех населяющих юг России народов.
На первых же шагах этому обществу пришлось столкнуться с полным отсутствием материалов.
В старинных книгах были разные даты относительно одних и тех же событий.
Одни события подробно описывались авторами старины, а другие - совсем глухо.
В обществе пришли к убеждению, что главным материалом при изучении вопроса о происхождении той или другой народности, могут явиться древние памятники на кладбищах, различные плиты, откапываемые во дворах и развалинах городов.
Только таким путём можно создать однообразную и верную картину старины и установить единство исторических фактов далёкого прошлого.
Перев. С. К.
Обсуждая план своих предстоящих работ, я решил изменить несколько свой первоначальный маршрут, и вместо того, чтобы начать свои изыскания с г. Феодосии решил предпринять их с Чуфут-Кале, так как последнему принадлежит первое место по историческому значению среди тех городов, где жили наши предки.
Отсюда я уже наметил путь непосредственно в Феодосию, так как и этот город является одним их старейших центров местопребывания наших предков.
Вот кончился субботний день...
Взяв с собой Соломона Бейма, с Божьей помощью, отправился я в путь.
К вечеру другого дня мы прибыли в Бахчисарай и отсюда тотчас же пешком поднялись на Чуфут-Кале, куда попали как раз ко времени вечерней молитвы.
Я был очень утомлён и потому в кенаса не пошёл.
Меня радушно принял в своём доме почётный старец Мордехай Кефели, а Соломон Бейм остановился в доме своего родственника Мордехая Кокеная.
Я знал, между прочим, что в доме последнего хранятся книги и рукописи Исаака бен Соломона, автора книги Ор-Галлевана.
Поэтому я попросил Бейма, чтобы он пересмотрел имеющиеся там книги, в надежде, что, быть может, среди них найдётся что-либо важное для истории караимов.
Встал я рано утром...
Был праздничный день - Шемени Аччерет.
Я отправился в старинную кенаса и здесь, по окончании молитвы, прочитал обществу бумагу от нашего гахама с извещением о данном мне поручении.
Все находившиеся в кенаса крайне заинтересовались возложенной на меня задачей находя её, однако, чрезвычайно трудной.
Наконец, все покинули кенаса и в дом, где я остановился, явились почётные лица общины, учёные старцы, во главе с рибби Мордехаем Султанским, чтобы благословить меня, поздравив с приездом, и подробно расспросить о цели моих изысканий.
Я подробно рассказал им об этом, и мой рассказ, видимо, доставил им удовольствие.
Окончился праздник.
После вечерней молитвы я принялся, с Божьей помощью, за работу, отправившись прежде всего в старую кенаса, где пересмотрел все имевшиеся здесь экземпляры Тора, по которым читают в субботние и праздничные дни.
Но между ними самой древней оказалась Тора, отпечатанная 300-400 лет тому назад, как это явствовало из имевшихся на них надписей, сделанных лицами, пожертвовавшими их в кенаса.
Когда кенаса опустела и все разошлись после вечерней молитвы, я почувствовал точно внушение свыше, от Бога, и решил в ту же ночь заняться тщательным осмотром новой кенаса. Тотчас же приказал я шамашу Моше (мой родственник, внук знаменитого караимского писателя Симы Исаака Луцкого) открыть мне этот святой дом, который помещался в одном дворе с древней кенаса: между ними расстояние было не более 8 аршин.
Искал я здесь тщательно, пересматривая свитки Пятикнижия, хранившиеся в алтаре, но и здесь ничего древнее того, что было в старой кенаса, я не нашёл.
Наверху алтаря я заметил первую и последнюю Книгу Пророков и Кетувим (кроме книги Иисуса Навина).
Это была книга большого объёма, весьма древняя и написанная на пергаменте.
Но во всех этих книгах я не мог найти никаких надписей, касающихся их происхождения.
Тогда я спросил шамаша, нет ли у них здесь места, где собирают старые, изорванные и обветшавшие книги.
В ответ на это он тотчас же открыл дверь, находившуюся в стене, в том месте, где стоял алтарь, с левой стороны.
За этой дверью хранился елей, восковые свечи, лампады и другие подобные вещи.
Я немедленно забрался туда вовнутрь с фонарём в руках и стал здесь рыться.
Тут я нашёл пять Тора, которые все были истрёпаны и без многих листов.
В конце каждой книги имелась надпись и дата.
На одной из неполных Тора значилось: Пожертвовала Яфа дочь Авраама учёного рибби Якова в 5049 г. по с.м., т.е. в 1289 г. н.э..; затем: Купил Шемуэль сын Ешуа в Мангупе в 4730 г. по с. м. и дальше: Тора пожертвована Элиягу сыном Моше в 970 г. н.э.
Вот ещё длинная надпись в конце неполной Тора и со стихами, составленными Михаэлем Гассофер; пожертвовал её Тора Моше сын Ефета в Солхате в 4930 г. по с.м., т.е. 1170 г. н.э. Затем шла неполная Тора в рукописи, написанной Хизкия Галеви сыном Элия Галеви учителя в Солхате в 5120 г. по с.м., т.е. в 1360 г. н.э.
Была тут ещё одна рукописная Тора (с недостающими листами), написанная рибби Иосефом сыном Элиягу Генити в 4603 г. по с.м., т.е. 843 г. н.э.
За этой надписью следовала другая: Эта Тора записана на имя Шевета сына Югуды, сына Шевета, сына Рагели, сына Моше, сына Шевета, сына Югуды, сына Хизкия левитов, родословная которых верна и начинается с выхода их из Бет-гамикдаша (иерусалимского храма).
Это меня поразило и сильно обрадовало.
Тогда я обратился снова к шамашу с вопросом: нет ли там за дверью ещё таких интересных вещей, как эти Тора.
Нет, ответил он, есть только отдельные разорванные листы, очень древние, правда, но ветхие обрывки различных книг.
Во мне затеплилась надежда, и, взяв фонарь из рук шамаша, я быстро вошёл в помещение за дверью и стал там копаться среди груды бумаг, тотчас же наткнувшись на кое-что интересное, хотя и не очень древнее по происхождению.
В западной части помещения мне попалась в руки Тора, вполне целая с двумя надписями в конце её.
Обе эти записи были сделаны одним почерком, но, как видно, книга была написана значительно ранее, так как надписи были сделаны чернилами более чёрными, чем печать книги.
Никаких дат в этих записях не имелось.
Но разбирая последние, я вдруг встретился с упоминанием о хозарах, которые принесли в дар эту Тора и затем ещё большой котёл обществу караимов г. Солхата.
Поражённый я остановился и подумал про себя:
Причём здесь хозары?
Почему они посвящают названные предметы караимам, сопровождая свой дар надписью:
Сей котёл жертвуется обществом хозар солхатскому обществу для того, чтобы в этом котле варили всё нужное при обрядах венчания, обрезания и в дни праздников.
И открыл Господь глаза мои...
Я неожиданно заметил отверстие, которое было прикрыто небольшой дверцей над верхним полом алтаря.
Я раскрыл эту дверцу и всунул в отверстие голову, осветив его фонарём.
Передо мной предстала такая картина.
На нижнем полу алтаря лежала огромная книга, завернутая в шелковый старый-престарый парохет.
Быстро вытащил я ее оттуда, развернул и вижу - последняя Книга Пророков, написанная на очень хорошем и дорогом пергаменте.
С первого взгляда ее письмо показалось мне не очень древним, так, столетнего происхождения.
На последнем листе ее, счетом 224-ом, тем же самым почерком, каким была написана книга, имелась надпись 1228 год - что по христианской эре составит 916 или 917-й г.
Меня удивило, как могла столь древняя книга в продолжение такого долгого периода сохраниться в таком нетронутом виде без всякого повреждения.
Затем у меня возник целый ряд вопросов: почему такая древняя книга хранится в кенаса, которая построена приблизительно лет 40 тому назад, затем во вторых, почему ее спрятали и, что в ней нашли, кто и когда ее спрятал, во время постройки этой кенаса или потом, кто ее привез в Крым, если же она написана в Крыму, то кто ее писал, почему ее до сих пор никто не видел и о ней не сохранилось никакого предания и т. д.
Целый ряд подобных вопросов взволновал меня, и я на них не находил ответа...
Я не в состоянии выразить той великой радости, которая охватила меня при обнаружении этих важных и ценных находок.
Ведь я не смел даже помышлять о такой археологической ценности, как хозарские дары - Сефер-Тора и последняя часть Книги Пророков.
Но вот пришёл Мордехай Кефели звать меня на ужин, так как на другой день наступал пост - Чом-Гашевии.
Я показал ему свою находку, и он также был чрезвычайно удивлён, особенно тем, что о существовании этих книг никто не знал.
Удивительней всего было то, как их не нашёл почтенный учёный Мордехай Султанский, который в Чуфут-Кале состоял газзаном в течение нескольких лет.
Я бережно собрал всё, что нашёл в кенаса, и перенёс это в дом, где гостил.
Здесь я застал уже учёных и почтенных членов общины, приглашённых домохозяином к трапезе во главе с рибби Султанским.
Был приглашён также и прибывший со мной Соломон Бейм.
Когда я рассказал присутствующим о своём открытии и показал им найденную книгу, все были сильно поражены.
Более всего произвела впечатление Сефер-Тора, подаренная хозарами.
И понятно, почему.
Ведь этим доказывается правдивость предания о переходе хозар в караимскую веру.
Я спросил Соломона Бейма, исполнил ли он моё поручение и занялся ли осмотром книг, имевшихся у его родственников.
Оказывается, что он нашёл несколько книг с рукописными надписями в конце и собственноручно переписанные Исааком бен Соломоном, его проповеди, стихи и т. д.
Его же письма, собранные в двух мешках, Кокенай передал рибби Агарону Алтиока.
Во время ужина мы все собравшиеся вели оживлённую беседу по поводу наших находок. Наконец, прочитав застольную молитву и поблагодарив хозяина, все разошлись на ночной отдых.
Вошел я в приготовленную для меня комнату, но после всего пережитого за день я не мог уснуть.
Слишком были велики мои душевные волнения и моя радость.
До самого утра я провозился над надписями в найденных книгах, особенно над надписями, которые имелись в шести Тора, и главным образом, над той из них, которая представляла двустишие и была в книге переписанной Михаэлом Гассофером (переписчиком) сыном Шемарья в 4930 г.
Утром явился ко мне шамаш рибби Моше, и я передал ему эти драгоценные книги для хранения до следующего моего приезда.
Часть же книг, не представляющих интереса для моих изысканий, я попросил опять положить на старое место в хранилище, где они были раньше.
Вместе с шамашем отправился я в кенаса.
Помолившись здесь, я посетил здание училища, где также нашёл несколько интересных памятников, хотя и не очень древних.
Само училище, к сожалению, было заперто по случаю отъезда учителя Якутиэля Кальфа в Симферополь.
Отсюда я направился в дом Мордехая Кокеная, но Бейма там не застал.
Он уехал к своим родственникам в виноградный сад в Ханыш-кой.
Это было время уборки винограда.
Я внимательно осмотрел книги, отобранные Беймом, и среди них нашёл часть книги учёного Агарона Гаагарона Вамичвот, из которой списал имевшуюся в конце её надпись, сделанную Адониею Киричи (фамилия Киричи, по моему, означает из гор Керчи), сына Ильи из общества Диболи 5184 года.
Нашёл также трактат Шехита, причём в конце этой книги имелось посвящение её обществу Кырк-Ера (Чуфут-Кале).
В полдень я покинул Чуфут-Кале, отправившись в Бахчисарай и захватив с собой копии записей и последние части Книги Пророков.
Всё это я имел в виду показать начальнику таврической губернии.
Из Бахчисарая вместе с Моше Койлю-Мангуби, который подрядил подводу, поехал я в разорённый старый Мангуп-Кале, чтобы и там произвести интересующие меня изыскания.
К вечеру мы прибыли в деревню Ходжа-Сала, которая находится у подножья Мангуп-Кале. Переночевав тут, рано утром с двумя поденщиками, нанятыми для раскопок, поднялись мы пешком на высокую скалу Мангуп-Кале.
Пришли мы на караимское кладбище.
Смотрю, передо мной тысячи надгробных камней...
Большинство из них с надписями.
Я приказал рабочим стереть с некоторых надписей пыль.
С 18-ти камней, которые касаются истории мангупских караимов, я списал имевшиеся там надписи.
Самым древнейшим из этих памятников был памятник Мордехая сына Якова с датой כ״י עפ״ר את״ה т. е. 1026 г. по христианской эре.
Второй памятник старца Исаака сына Нахума на 22 года позднее.
Старец Исаак умер в 1048 году н.э.
Оба эти памятника находятся на кладбище с правой стороны скалы.
Третий, находящийся ближе к воротам кладбища - на 226 лет поставлен позже.
На нём высечена надпись: Это - могила Моше бен Ичгак 5034 г. от сотворения мира, т. е. 1274 г. н. э.
Сбоку этой могилы я обнаружил хранилище книг.
Когда я раскопал их, то оказалось, что все они истлели.
Судя по этому хранилищу, нужно было предположить, что эта могила принадлежит одному из высокочтимых караимов, так как ему был оказан особенный почёт устройством при его могиле книгохранилища.
Самым новейшим среди памятников на кладбище был относящийся к 1760 году.
По надписи первого памятника было видно, что караимы жили в Мангупе уже более чем за 800 лет назад, между тем по надписи памятника, найденного здесь ранее М. Султанским, выходило что-то около 600 лет только.
Наконец, мы закончили здесь свою работу и вернулись вниз в деревню.
Пообедав, я попросил Моше Койлю нанять подводу, чтобы ехать в Инкерман, а оттуда в Херсонес, вблизи Севастополя, так как в этих местностях по преданию жили израильтяне.
Койлю отправился за подводой.
Оставшись один, сильно уставши после розысков на Мангуп-Кале, я стал пересматривать Книгу Пророков, которую вёз из Чуфут-Кале в чемодане.
Меня интересовало, не обнаружу ли я каких-либо особенностей в тексте этой книги.
И вдруг, неожиданное чудо: я увидел знаки препинания и пунктуацию совсем особенные, каких никогда и нигде мне не приходилось видеть до этого дня.
Их форма была так необычна, что я остолбенел от удивления.
Я не верил своим глазам.
И думал, не болен ли я уже, не страдаю ли галлюцинациями, благодаря чрезмерному утомлению и трудам.
Я поспешил на воздух, чтобы освежиться и успокоиться.
Через несколько времени я вернулся к книге и опять стал её пересматривать, Всё было по прежнему, то же самое, что я видел и раньше.
Тогда я решил проверить эти знаки, имеются ли они в одном и том же слове в различных местах.
Я избрал слово ашер.
Смотрю, всюду над буквой алеф стоит пунктир в форме шева, в виде согнутой назад палочки, а над буквой шин в форме нового месяца, рожками к верху, имея в середине точку.
Форма пунктира голем, в виде пунктира шева: две точки одна за другой в виде прямой палочки.
Тщательно рассмотрев всё это, я убедился, что вовсе не страдаю галлюцинациями, и решил, что это дефекты самой книги - дело рук какого-либо безбожника или же дело рук хозар, перешедших в израильскую веру и для облегчения чтения переиначивших знаки и пунктуацию. Тогда мне стало ясным, почему эта книга была так тщательно спрятана и почему о ней никто ничего не знал.
Очевидно, что её не понимали и считали, что в ней содержится что-либо особенно важное.
Я в свою очередь тоже поглубже припрятал её в свой чемодан, решив никому её не показывать, и выждать, пока в дальнейших моих раскопках Бог не поможет мне найти разгадку этой таинственной книги.
Вот, наконец, прибыла подвода...
Я нагрузил на неё весь свой багаж и, поблагодарив Моше-Койлю, возвращавшегося в Бахчисарай, отправился в Севастополь.
Возчик не хотел ехать в Инкерман, и я к вечеру попал на Северную.
Здесь переночевал, а утром на лодке переправился в Севастополь, откуда уже поехал с Иошафатом Яшишом в Херсонес, рассчитывая там отыскать могилу Исаака Сангари, которая, по словам жителей Чуфут-Кале и одного немецкого учёного, рассказывавшего, что он видел здесь памятники с иудейскими надписями, должна была быть в Херсонесе.
Но в Херсонесе меня постигла неудача.
Военные власти меня не допустили к изысканиям, ввиду отсутствия у меня документального разрешения начальника губернии.
Вернулся я в Севастополь, а оттуда через Северную отправился в деревню Ханыш-Кой, в виноградный сад Элезара Ага.
Тут я захватил моего друга Соломона Бейма, чтобы отвезти его в Феодосию.
К субботе мы прибыли в Симферополь, а в воскресенье 24 сентября я представлялся губернатору, которому подробно доложил о сделанных мною находках в Чуфут-Кале, причём показал ему Книгу Пророков.
В это время у губернатора находился Владислав Максимович Княжевич.
Они оба спросили меня, в какое время была написана эта книга?
Я объяснил им, что она написана в 916 или 917 гг. н.э.
Моя удачная находка вызвала общее удивление.
Затем я рассказал о своей неудачной поездке в Херсонес, где меня не допустили к изысканию без разрешения.
Начальник губернии тотчас же приказал приготовить для меня разрешение и после обеда, подписав его, вручил мне.
При этом он подбодрил меня и велел самым тщательным образом искать всё, что относится к древней истории живущих в Крыму израильтян, - как караимов, так евреев и крымчаков.
Я поклонился и вышел от губернатора в радостном настроении.
В понедельник 29 Тишри в полдень выехали мы с Соломоном Беймом в г. Карасубазар, куда прибыли вечером.
Нас тепло принял у себя в доме Моше Казас, где мы переночевали.
Рано утром в сопровождении рибби Моше отправился я в синагогу евреев-крымчаков. Дождавшись окончания молитвы, я показал им письмо к ним от нашего гахама, они позволили мне заняться розысками в обоих своих синагогах.
В большой синагоге мне удалось найти два написанных на пергаменте Пятикнижия и несколько других книг.
Всё найденное в синагоге я оставил там же на хранение.
Всё найденное в синагоге я оставил там же на хранение.
Отсюда я заглянул в училище, стена которого примыкает непосредственно к стене синагоги. Войдя в училище, я обратил внимание на то, как сильно оно переполнено учениками.
Они теснили друг-друга и крайне страдали от духоты.
Северная стена училищного помещения была сделана из необожжённых кирпичей, толщиной не более в ширину кирпича.
Между этой и другой стеной было расстояние приблизительно в два аршина.
Я сказал учителю:
Моё сердце болит при виде этой невероятной тесноты и мучений этих несчастных учеников. Отчего общество не сжалится над детьми и не уничтожит эту стену, чтобы сделать помещение просторнее?
И неожиданно из уст учителя вырвался такой ответ:
Оттого, что между двумя этими стенами заключено хранилище ветхих разорванных книг.
Я думал что у меня душа выскочит из бренного тела, когда услышал эти слова и подумал про себя: тут, кажется я и найду нужные мне древние книги.
Я немедленно пригласил старейшин общества карасубазарских крымчаков и просил у них разрешения открыть хранилище, чтобы поискать там интересные в историческом отношении книги.
Они категорически отказались дать такое разрешение, заявив, что не имеют право прикасаться к этому хранилищу, так как это воспрещено под страшной клятвой (херем).
Тогда я им сказал:
Вы в данном случае не бойтесь херема. С вами ничего худого не случится, так как хранилище будет открыто не по вашему желанию, а по приказу высшего начальства, на основании вот этого открытого листа, данного губернатором!..
При этих словах я достал имевшуюся при мне бумагу и прочитал её им вслух.
Услышав содержание открытого листа, крымчаки сильно перепугались и взволновались, не понимая цели этих изысканий.
В своём невежестве они думали, что всё это делается единственно для того, чтобы доказать, что крымчаки раньше были караимами, и верили, что как только это установят документально, то их вынудят вернуться обратно в караимство.
Это предположение ещё более подкреплялось в их глазах тем обстоятельством, что изыскания поручены караиму, а не еврею.
Поэтому ни за что они не хотели допустить меня открыть хранилище, угрожая страшной клятвой, тяготевшей, якобы над этим местом.
Они предупреждали меня, что тот, кто дерзнёт открыть хранилище, тотчас же упадёт замертво, а в городе появится чума.
По их словам, нечто подобное уже однажды случилось, что и является доказательством того, как опасен наложенный запрет.
Когда я убедился, что мои уговоры напрасны, мне не удастся разубедить крымчаков, я сказал им:
Если так, то я вынужден буду заявить полиции, что вы опасаетесь херема. Если и полиция в свою очередь выскажет опасения на счёт появления в городе чумы, то я тогда совсем откажусь от своих домогательств в это хранилище.
Они все ответили:
Хорошо!..
Я тотчас же отправился к начальнику города, у которого застал стряпчаго и квартальнаго.
Передав ему открытый лист губернатора, я объяснил, почему крымчаки не желают открыть хранилища. Когда начальник стал читать поданную ему бумагу, в которой был приказ от имени новороссийского генерал-губернатора кн. Воронцова, то все чиновники почтительно повставали со своих мест.
Немедленно же все они отправились вместе с татарами-десятниками в училище, куда к этому моменту собралось многокарасубазарских евреев.
Начальник города прочитал им открытый лист и спросил при этом, как могли они себе позволить сопротивляться, когда этот лист выдан начальником губернии.
Крымчаки ответили, что по преданию, после открытия хранилища наступит в городе великий мор, так как место это находится под заклятием.
Начальник успокоил их, заявив, что они не будут виновны, и приказал десятникам принести нужные инструменты.
Когда татары проходили мимо крымчаков,те шепнули им, что как только кто-нибудь из них дотронется до стены, так тотчас же умрёт.
Татары поверили им и, принеся инструменты, стали плакать и упрашивать начальника, чтобы их не принуждали ломать стену и не обрекали бы их на верную смерть.
Тогда я сам взял топор и выломал в западной стене дыру в виде окна.
Сделать это было легко, так как толщина стены оказалась не более шести вершков.
Ничего страшного со мной не случилось, и когда десятские это увидели, то уже беспрекословно взяли инструменты и выломали стену до половины.
Хранилище до верху было заполнено ветхими книгами и бумагами, для перевозки которых потребовалось бы несколько подвод.
Затем начальство ушло, оставив при мне двух десятских.
Про всю эту историю прослышали уважаемые рибби Моше Казас и Соломон Бейм, которые немедленно же поспешили ко мне на помощь.
Я уже жадно рылся в этом хранилище, но видел, что таким путём ничего сделать не смогу: пыль заполняла мой рот, глаза и нос.
Тогда я стал выносить из хранилища книги и рукописи наружу и попросил помогавших мне собрать всё это в помещении училища, чтобы здесь затем уже их разбирать.
Так мы и сделали.
А старые евреи плакали и рвали свои бороды, говоря:
Кто не видел разрушения иерусалимского храма, пусть увидит наше разорение!..
Я с большой поспешностью продолжал свою работу, трудясь с полудня до поздней ночи вместе с Казасом и Беймом.
1871 год
Авраам Фиркович